1937 год, я иду по Столешникову переулку - борода, пейсы, лапсердак... Вдруг меня обгоняет длинная черная машина. Останавливается, из нее выходит чекист и небрежно манит пальцем. Ну, я всё понял, приготовился... Однако меня подвели к заднему сиденью, где я увидел своего бывшего товарища по ешиве. Важный, бритый, с надменным сытым лицом - большой человек при новой власти. Френч перетянут ремнями, на боку револьвер, на коленях папка с ордерами на арест...
- Не бойся, - говорит, - отпущу. Просто немного поговорить захотелось.
Сел я рядышком, вспомнили: жена, дети, здоровьечко... Под конец он мне говорит:
- Не ходи ты по Москве в таком виде. У меня не всегда ж бывает хорошее настроение!
Тут я не сдержался. Кивнул на его выбритость, на папку с ордерами и спрашиваю:
- Что, усиленно грешим?
Он долго смотрел на меня. Потом криво ухмыльнулся и ответил:
- Грешить-то грешим, а вот удовольствия в этом никакого..."
В общем, как говорил один из сионистов Зеев Жаботинский: "Вы уж, господа, позвольте и евреям иметь некоторое количество собственных подлецов..."
Journal information