Компромат обычно не собирают для того, чтобы его публиковать. Его используют тихо в качестве рычага влияния или для обмена на другие полезные активы. Два эпизода из моей жизни.
Первый. В 2002 году я и Леонид Смирнягин были наняты Тойотой для подготовки двух докладов в связи с их намерениями серьезно входить на российский рынок. Во время поездки в Японию для представления докладов нас пригласил в японский МИД один старый знакомый. Во время встречи у нас с ним состоялся такой диалог.
Он: Все еще борешься с коррупцией?
Я: Не борюсь, а изучаю.
Он: А можешь назвать честного человека в администрации президента?Я напрягся, подумал и назвал одну фамилию. Он смеется.
Я: И чего ты снова смеешься?
Он: Мы знаем все его счета, сколько на них и каковы источники доходов.
Напоминаю: это было начало нулевых, и они были еще довольно пушистые.
Второй – через несколько дней после ареста Ходоковского. Я обедаю с одним крупным бизнесменом из числа тех, что тогда ходили на групповые встречи с Путиным. Такой диалог.
Я: Слушай, вам ведь всем понятно, что это угроза всем вам?
Он: Конечно.
Я: У вас всех наверняка компромата на них не меньше, чем у них на вас?
Он: Естественно.
Я: Так почему вы не контратакуете?
Он: Понимаешь, Путин создал систему, которая держится только на тонкой ниточке его рейтинга. Мы можем ее оборвать, но мы не знаем, на кого это все рухнет.
Мораль: Компромат есть у всех солидных игроков. Но публичное использование компромата возможно только в форс-мажорных обстоятельствах, когда нет надежды на его штатное использование в среднесрочной перспективе. Именно такие обстоятельства наступили сейчас в России. Выход Путина за флажки, очерчивающие зону обычной политики, влекут разнообразные следствия. Одно из них: компромат дальше хранить бессмысленно. И это понятно всем: Западу, Ходорковскому, всем нашим бандитам от власти, живущим в хрустальных домах, олигархам старым и новым, и т.п.. Поэтому сейчас начинается лавинообразно нарастающий поток компромата. Его Чайке и Бастрыкину не остановить. Будет страшно, но весело.