5. Берия и проблема урана
Развитие мировой атомной физики в 1939-1941 гг. показало возможность создания атомных бомб огромной разрушающей мощности на основе урана. Начались первые научные поисковые работы в США, Великобритании, Канаде, Германии. Но крупные политики и военные в успешности таких поисков еще сомневались. Зная о секретном письме А. Эйнштейна Президенту США Рузвельту в 1939 г., ядерный физик Р. Оппенгеймер сокрушался отсутствию на него быстрой адекватной реакции американских властей и медленному развороту дела.
Напротив, в 1939 г. в нацистской Германии была создана сверхсекретная группа ученых для создания атомного оружия. После оккупации Бельгии весной 1940 г. на обогатительной фабрике концерна «Юнион миньер» немцы захватили около 1200 т уранового концентрата (почти половина всего мирового запаса). К декабрю 1940 г. они создали технологию производства металлического урана. Начался поиск методов промышленной очистки графита для использования его в качестве замедлителя нейтронов в реакторе. В мире и в СССР возникал «военный интерес» к атомной физике, урану и урановым месторождениям, хотя уже началась Вторая Мировая войны с ее «традиционным» оружием.
Примечательно, внешняя разведка НКВД СССР узнала, что 16 сентября 1941 г. британский военный кабинет рассмотрел секретный доклад о создании в течение 2 лет урановой бомбы. Эта информация объемом 60 страниц была получена НКВД при участии члена тайной разведывательной кембриджской группы Маклина.
В 1942 г. Г. Флеров в отчаянии пишет обращение И. Сталину: «… Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку… Это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии или США. Результаты будут настолько огромны, что будет не то того, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили эту работу…» Ответа не последовало (возможно, и по причинам секретности). Эта ситуация показывает типичную «неадекватность» ученых в понимании суровых реальностей жизни. Мало иметь теоретическую вероятность реализации проекта, надо, чтобы сама жизнь (и особенно власть) созрела до его реализации. Часто ученые не могут понимать, что ресурсы развития в стране крайне ограничены и экономические риски особенно велики. Такова инновационная ситуация и сегодняшней России. Но в успешной инновационной политике всегда есть жесткий отбор приоритетных направлений, в котором используются оценки из внешней разведки.
В ряде случаев по режимным или политическим соображениям ученым нельзя сказать ни «да», ни «нет».
С середины 1941 до осени 1942 г. на военных фронтах СССР складывалась опасная ситуация. Немцы вели успешные наступления по линии фронта и могли взять Ленинград и Москву. И.В. Сталин изучал донесения внешней разведки по идущим атомным работам и мнения руководства АН СССР, но медлил с принятием стратегического решения. В начале 1942 г. резидент советской разведки в Сан-Франциско Хейфец, еврей, получивший нелегальное инженерное образование в Германии и работавший с еврейскими общинами по общеполитическим вопросам, сообщил, что США выделило 20% от общей суммы расходов на военно-технические исследования на создание атомной бомбы и пригласило для этого видного физика Оппенгеймера. В марте 1942 г. Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии, Скандинавии и оккупированного Харькова, где немецкие ученые начали изучать итоги атомные работы Физико-технического института Берия предложил создать при ГКО научно-консультативную группу из видных ученых и ответственных работников для координации работ научными организациями по исследованию атомной энергии. Он же просил разрешения ознакомить Иоффе, Курчатова, Капицу с информацией, полученной агентурным путем, для её оценки. Сталин этим согласился.
СССР нуждался в быстром рывке в сфере технологий ядерной физики. Наконец, 28 сентября 1942 г. вышло распоряжение ГКО № 2352 сс „Об организации работ по урану“. При этом АН СССР предстояло „возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путём расщепления ядра урана и представить Государственному Комитету Обороны к 1 апреля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива“. В СССР не было металлического урана. С пониманием физическим проблем было лучше, но также отсутствовала промышленная база для производства первых атомных бомб.
27 ноября 1942 г., ГКО принял постановление № 2542 сс „О добыче урана“, в соответствии с которым Табошарскому заводу „В“ Главредмета следовало к 1 мая 1943 г. организовать переработку добытых урановых руд и получение урановых солей в количестве 4 т. В 1942 г. геологическая служба СССР располагала скудными сведениями об условиях залегания урановых руд, методике их поисков, мировых типах этих руд. Комитету по делам геологии при СНК СССР поручено в 1943 г. начать необходимые изыскания, доложив СНК о первых результатах не позже 1 мая 1943 г. В 1943 г. поисково-разведочные работы на уран и другие радиоактивные элементы получают дальнейшее развитие (распоряжение ГКО № 3834 сс от 30 июля 1943 г.). Его дополняет распоряжение ГОКО № 3937 сс от 16 августа 1943 г., где перед НКЦМ и Комитетом по делам геологии при СНК СССР поставлена задача к 15 сентября того же года представить ГКО план мероприятий, обеспечивающих получение в1944 г. в СССР не менее 100 тонн урана. Этим постановлением на Всесоюзный институт минерального сырья (ВИМС) была возложена задача создания сырьевой базы для отечественной атомной промышленности. С этой целью в ВИМС создается специальный сектор №6 по урану. Зав. Сектором назначается Альтгаузен М.Н., научным руководителем академик Щербаков Д.И.
8 апреля 1944 г. принято постановление ГКО СССР № 7102сс/ов «О развитии производства урана», обязавшее Главредмет и Гиредмет обеспечить в течение 1944 г. производство на опытной установке 500 кг металлического урана. Также оно поставило задачу проведения широких специализированных поисков на территории СССР промышленных месторождений урана в стране. Было ясно, что без особых мобилизационных мер проблему урана и первой атомной бомбы решить не удастся.
В этой связи ГКО постановлением от 3 декабря 1944 г. № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых лабораторией №2 Академии наук СССР» дальнейшую ответственность возложил на НКВД СССР и Берия Л.П. Новое важное постановление ГКО было принято 8 декабря 1944 г. № 7102сс/ов «О мероприятиях по обеспечению развития добычи и переработки урановых руд». НКВД СССР, как специфическая закрытая спецслужба с огромными производственными ресурсами и кадрами (заключенных), приступил к разведке и разработке урановых месторождений Табошар, Уйгур-Сай, Майли-Су, Тюя-Муюн и Адрасман Ферганской Долины и др. В НКВД передавались геологоразведочные партии Наркомцветмета, работавшие на урановых месторождениях. В организационном развитии урановой геологии в СССР важным стало постановление СНК СССР от 13 октября 1945 г. № 2628-713сс «О развитии геологоразведочных работ по А-917) и Б-918) в IV квартале 1945 года и в 1946 году». Далее постановлением Комитета по делам геологии при СНК СССР 16 октября 1945 г. создано Главное геологоразведочное управление (ГГРУ) для поисков и разведки промышленных месторождений урана в СССР и координации поисков радиоактивных руд всеми геологическими организациями страны.
Для создания нужной научной и промышленной базы атомной промышленности Л.П. Берия подписал приказ НКВД СССР от 6 января 1945 г. об организации в составе Главного управления лагерей горно-металлургических предприятий (ГУЛГМП) НКВД СССР особого управления по урану с наименованием «Спецметуправление НКВД СССР». В лагерях ГУЛГМП находилось в начале 1946 г. 190 тыс. заключенных, треть которых относилась к так называемому "спецконтингенту" (бывшие военнопленные, репатрианты и другие, попавшие в ГУЛАГ без суда). Объединенная система лагерей, известная в последующем как Главпромстрой, приказом по НКВД № 00932 была объявлена "специальной организацией для строительства предприятий и учреждений Первого Главного Управления".
В силу прорывных атомных достижений США и роста новых военных угроз СССР срочная потребность в уране для первых атомных бомб СССР заставила НКВД СССР с середины 1945 г. начать искать уран в оккупированной Восточной Германии. Важно было быстрее найти не месторождения урана, а уже добытый немцами промышленный уран высокой концентрации. В ходе специальных поисков с учетом данных разведки в течение 1945 г. было найдено и вывезено из Германии и Чехословакии в СССР 220 т урана. Об этом говорится в докладе И.В. Сталину «О состоянии работ по получению и использованию атомной энергии» (январь 1946 г.), подготовленном И.В. Курчатовым, И.К. Кикоиным, Б.Л. Ванниковым, М.Г. Первухиным и А.П. Завенягиным. Перечисленные лица уже входили в группу особых опытных атомных управленцев.
Германии удалось достать достаточно много урана для возможного создания своего атомного «сверхоружия». Лишь к 2005-2007 гг. немецким историкам удалось получить сведения о проведенных нацистами, якобы, успешных испытаниях ядерных устройств в Тюрингии в марте 1944 г. и на острове Рюген в октябре 1944 г. Крайне секретные сведения попали в военную разведку Красной Армии (ГРУ) и докладывались И.В. Сталину. По информации Р. Карлша, тестирование спустя почти 50 лет учеными Федерального института физики и технологии (г. Брауншвейг) таких территорий выявило «аномальное высокое» радиоактивное загрязнение (см.: Уран и люди. История СГАО «Висмут» / В 2-х томах, // М: ООО «Изд. Спец-Адрес», ООО «Буки Веди», 2012, т. 1, с. 25-26; Райнер Карлш. «Бомба для Гитлера» и взгляд из Москвы // Россия в глобальной политике, № 3, май-июнь 2005). Понятно, что «некое экспериментальное устройство» - это еще не компактная транспортабельная «атомная бомба».
6. Внешняя научно-техническая разведка: урановая бомба возможна
Хорошее знание Л.П.Берия зарубежных атомных секретов и понимание новых управленческих задач СССР в атомной физике позволили сделать верные персональные оценки по российским физикам. В этом внутреннем разведывательном процессе именно Берия увидел сильный научный и организационный талант И.В.Курчатова.
Назначения на важные государственные или партийные посты всегда были монополией Сталина. Оформление их как решения Политбюро, ГКО или Президиума Верховного Совета СССР было лишь формальностью. Программа по атомной бомбе также требовала лидера. Сталин понимал, что это должен быть авторитетный и крупный ученый. До начала войны он один раз встречался с академиками В. Вернадским и А. Иоффе. Заочно, по переписке, он знал академиков Н. Семенова и П. Капицу. Консультации о возможном лидере проводились в аппарате Кафтанова и у Берии.
Позиция НКВД в этом выборе была важна потому, что выбранному "лидеру" нужно было знакомиться в разведуправлении НКВД с большим количеством документов, многие из которых даже в НКВД никто не мог прочитать. Они состояли из формул, схем, расчетов и объяснений на английском языке. К этому времени в НКВД накопилось уже около двух тысяч страниц сугубо научных материалов. Любой физик, которому доверили бы руководство проблемой, первые месяцы должен был ежедневно работать в НКВД, а не в лаборатории. Именно ему предстояло давать так называемую "ориентировку" агентуре, то есть составлять списки конкретных вопросов для "источников" в США и в Англии. Только поступление из СССР специфических вопросов, привязанных к уже полученным документам, могло показать Фуксу, Понтекорво и другим ученым, помогавшим СССР, что с их ранее отправленными материалами работают действительно знающие ученые. 11 февраля 1943 г. Сталин подписал, наконец, решение ГКО о программе работ для создания атомной бомбы. Общее руководство проблемой было возложено на заместителя председателя ГКО В.М. Молотова. Молотов вспоминает, что он представлял Курчатова Сталину.
Экспертное заключение Курчатова по тем документам разведки, которые он читал в Кремле в кабинете Молотова, датировано 7 марта 1943 г. Это был подробный анализ.
И.В. Курчатов начал с заявления о том, что полученные разведкой материалы "имеют громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки". В заключение он написал, что "...вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблеме за границей".
Через три дня, 10 марта 1943 г., Сталин подписал решение ГКО СССР о назначении Игоря Курчатова на вновь созданный пост научного руководителя работ по использованию атомной энергии в СССР.
ГКО и Сталин наделили Курчатова чрезвычайными полномочиями по мобилизации необходимых для решения проблемы человеческих и материальных ресурсов. В течение всего марта 1943 г. Курчатов изучал в НКВД многочисленные документы разведки. В кабинете Молотова в начале марта Курчатов знакомился в основном с материалами, полученными из Англии. Теперь ему дали документы, полученные из США. Они содержали колоссальный объем данных. Курчатову нужно было дать заключение на 237 научных работ, связанных в основном с конструкцией уран-графитовего котла (реактора) и возможности использования не только урана, но и плутония для создания атомной бомбы. На этот раз Курчатов не просто давал экспертный анализ, но уже как утвержденный руководитель проблемы составлял подробный список тех сведений, "которые было бы желательно получить из-за границы", и просил в связи с этим "... дать указания Разведывательным Органам".
12 апреля 1943 г. решением Академии наук СССР Курчатов был назначен директором вновь созданного секретного научного института атомной энергии, которому для конспирации было дано условное название Лаборатория № 2. Номер два не был произвольным, так как вскоре для разработки теоретических проблем атомной физики была создана секретная Лаборатория № 3. В ГКО решено, что "объект № 1" по этой проблеме расположен в Кремле или на Лубянке.
Документы, с которыми ознакомился Курчатов в Кремле и в НКВД, действительно содержали много неожиданного для советской атомной физики. Новостью была возможность постройки уранового реактора с графитом в качестве замедлителя нейтронов. До этого физики считали, что реактор может работать лишь в том случае, если замедлителем нейтронов будет "тяжелая" вода (соединение кислорода с дейтерием).
Как следует из книги П. Судоплатова, к началу 1943 г. руководство СССР имело в своем распоряжении достаточное количество зарубежных документов по развитию атомной энергии в военных целях и организации новой промышленной базы, включая технологии обработки урана, получения оружейного плутония и др. При этом уже было добыто в Англии и США 286 секретных научных документов и закрытых публикаций, с которыми был ознакомлен И. Курчатов и ряд других ученых. Летом 1943 года Курчатов из разведывательных материалов узнает о пуске в США уран-графитового котла. Это было крупнейшее явление в мировой науке и технике. 1-е Управление НКГБ СССР предоставило Курчатову «Обзорную работу по проблеме урана». Так, благодаря способности Берии организовать разведработу, Курчатов получает сведения из самого сердца «Манхэттенского проекта».
Анализ таких материалов позволил Курчатову назвать 7 наиболее важных научных центров и 26 специалистов в США, получение информации от которых имело бы особое значение. С точки зрения деятельности разведки, это означало возможность оперативной разработки американских ученых в качестве источников новой информации (там же, с. 301).
Специалисты из разведки зафиксировали усиление секретности работ по атомной теме в США. В этой связи НКВД сделало ставку на использование секретных групп нелегалов в качестве курьеров и для тайных связей с американскими атомщиками и на «еврейский фактор» (типа проекта создания в Крыму новой «Еврейской республики»).
В феврале 1944 г. состоялось первое совещание руководителей военной разведки и НКВД по атомной проблеме в кабинете Берия на Лубянке, на котором от военных присутствовали Ильичев и Мильштейн, а от НКВД - Фитин и Овакимян.
20 мая 1944 года Курчатов направил свою «Записку», на которой Берия начертал «Важное. Доложить И.В.Сталину. Переговорить с т. Первухиным. Собрать всё, что имеет отношение к урану». Курчатов убеждает Первухина довести до Сталина необходимость создания «Совета по урану» из четырех человек: Л.П.Берия, В.М.Молотова, М.Г.Первухина и И.В.Курчатова. Председателем Совета предлагает назначить Берия. Сталин пока новые решения не принимает, но Берия начинает углубленно знакомиться со всеми материалами, которые имеют отношение к урану. В проекте ГКО из предложенной четверки исключен Молотов.
Л.П.Берия усилил контакты органов госбезопасности с учеными. Более того, ученым-атомщикам создавались особо благоприятные жизненные условия, в том числе за пределами Москвы и в специальных закрытых городках (ныне - ЗАТО). Одновременно НКВД предприняло меры по усилению контрразведывательной работы, защите информации, использованию спецтехники для прослушивания разговоров ученых на работе и дома.
25 января 1946 года состоялась первая встреча Сталина с научным руководителем работ по созданию советской атомной бомбы Курчатовым. В совещании также участвовали председатель Специального комитета по использованию атомной энергии Берия, нарком иностранных дел Молотов, председатель Госплана СССР Вознесенский и другие руководители. Был и президент Академии наук СССР Вавилов. Разговор продолжался около часа. Впоследствии Курчатов записал в дневнике, что Сталин говорил о том, что на науке экономить нельзя. «Не стоит заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная помощь», — подчеркнул вождь и добавил, что проект должен вестись не по принципу снижения затрат, а так, чтобы работы приносили максимальный результат. «Наши ученые очень скромны, и они иногда не замечают, что живут плохо, – сказал Сталин. – Наше государство сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жило на славу, а несколько тысяч человек жило еще лучше, со своими дачами, чтоб человек мог отдохнуть, чтобы была машина». См.: http://www.litmir.me/br/?b=253764&p=54.
Ф.Д.Попов в книге «Атомная бомба и КГБ» пишет, вспоминая свой давний разговор с подполковником Бронниковым, служившим на объекте № 550: «Бронников отметил, что решающую роль в развитии атомной эпопеи сыграли Курчатов, Харитон и Берия. «Если бы не они, то атомная бомба в СССР вряд ли была бы испытана в 1949 году», — сказал он». Бронников отмечал повседневные заслуги Берии и более подробно: «Широкое развертывание в КБ-11 деятельности по его основному профилю жестко регламентировалось наличием жилья… Многие специалисты ютились в переполненной монастырской гостинице, которая раньше использовалась паломниками Саровской обители. Положение с жильем резко изменилось после вмешательства Берии. По его указанию при Управлении № 880 было создано специализированное подразделение по строительству жилья. В 1948–1950 гг. многие жители Арзамаса-16 справили новоселье. За три года заселили более 200 жилых домов. Были они разными — и двухквартирные коттеджи, и финские сборно-щитовые, и многоквартирные каменные и брусчатые. Рядом со старыми монастырскими строениями встали трех— и четырехэтажные дома. Сам монастырь с храмами, часовнями, колокольней, келейными домами и трапезной оказался в самом центре объекта…». См.: "Нарком Берия. Злодей развития" / litmir.me›br/?b=253764&p=54
Вообще за большие государственные тайны в мире принято хорошо платить. Крупные научно-технические открытия, часть из которых совершается в рамках военного или специального государственного заказа, а часть носит неожиданный личный характер, в научном мире никак не скрыть. При этом даже особые контрразведывательные меры режимных служб не приносят успехов. Особо секретное опасное оружие (атомное, космическое, химическое, биологическое и др.) на основе богатого финансирования чаще всего создается тоталитарными политическими режимами, но иногда и тайными террористическими группировками.
У исполнителей таких работ всегда есть обиженные информированные ученые и инженеры (в том числе, кого не взяли на новую высокооплачиваемую работу), склонные к сотрудничеству с конкурентами и иностранными разведками. В итоге ценная научно-техническая информация в СССР сначала шла из фашистской Германии, а потом из США. Здесь сами ученые с мировыми именами выступали с инициативами по разрушению нежелательной монополии Германии или США на «сверхоружие». Как неоднократно подчеркивает П.А. Судоплатов, атомные физики Оппенгеймер, Ферми, Сцилард, Бор и др. никогда не были тайными агентами советской разведки, а работа с ними носила лишь «творческий общенаучный характер».
С мая по сентябрь 1945 года Курчатов получил доклад Энрико Ферми об урановом котле, описание завода в Хэмфорде и многое другое. Были даже получены образцы урана-235 и урана-233. Первично оригинал доклада был направлен маршалу Советского Союза т. Берия.
(продолжение)
http://proatom.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=6057
Journal information